В огромном и величественном особняке, замыкающем улицу Бегоний, с самого утра переполох: обещается, что к полудню семейство Болдери почтит своим визитом сама герцогиня Кромвельская. 
Бесконечная вереница слуг, сменяющих друг друга в непрерывном потоке приготовлений, придавала этому всегда спокойному и монументальному месту необычайной атмосферы праздника, суеты и уникальной значимости. Ведь пусть сами Болдери — род знатный и благородный, а «герцогиня» не так давно звалась лишь «кузиной Леффи», данное событие по праву считалось значительным и являло собой целый комплекс мер и ритуалов, обязывающих как гостей, так и хозяев к вполне конкретному порядку действий.
Господин Болдери, например, был крайне занят вычёсыванием и укладкой своей величественной бороды — и на сей раз даже обещал спуститься к обеду; госпожа Болдери —  хозяйка дома — следила за тем, чтобы все отпрыски семейства выглядели достаточно презентабельно — под стать ей самой и знатной фамилии. Равэлла — единственная дочь и будущая невеста дома Болдери, категорически отказывалась надевать фиалковое, ведь «в этом цвете она похожа на баклажан!» Младший сын семейства — Рэвин — мальчик шести лет, воспринимал грядущее мероприятие, должно быть, как бесконечную пытку, а потому занимался лишь тем, что горько плакал, не намереваясь это занятие прекращать несмотря на все уговоры кормилицы.
Ровэн — старший сын и наследник благородного семейства, откровенно скучал. Вопреки новому статусу Лефилины, он не испытывал ни волнения, ни воодушевления, с которым остальные домочадцы приветствовали грядущее «событие». Подумаешь! Всего лишь очередной приезд Леффи — той самой, что приходила в их дом с возмутительным постоянством. Он всё ещё слишком хорошо помнил эту сумасбродку, от которой в восторге были все, категорически все — настолько, что это даже выводило из себя. Болтунья, врунья, самая обыкновенная подхалимка… Такой он помнил кузину Леффи.
Ровэн даже не пытался находить с ней общей язык. После того, как она посмеялась над его коллекцией лягушек, Лефилина была молчаливо объявлена врагом. И пусть это было много лет назад, ситуация с того момента совершенно не переменилась. В какой-то мере Ровэн даже был рад, что эта дура выскочила замуж за какого-то старика. Так её появление в их доме свелось к необходимому минимуму. Например, как сегодня.
— Дорогой, смени камзол, — напомнила госпожа Болдери, прервав мрачные размышления Ровэна. —  Рачэр тебе поможет.
— Мне не нужно помогать, — отозвался тот с раздражением. — Я уже не ребёнок.
Улыбнувшись уголками губ, госпожа Болдери мягко положила ладонь на юношеское плечо.
— Любимый сын, благородный мужчина не может сам менять свой камзол — будь он ребёнком или старцем. Ступай наверх.
Ничего не ответив, Ровэн выскользнул из полуобъятий матери. Ослушаться он бы не посмел, даже если ему действительно хотелось вступить в дискуссию. Не потому, что он верил в зыбкость всяких правил — для этого, в конце концов, Ровэн Болдери был слишком юн; а потому, что сам процесс несогласия, его выражения, казался ему невыносимо сладким и отчего-то необходимым.
А госпожа Болдери, к счастью, всё понимала и без слов.
Проходя по длинному коридору, ведущему к лестнице большого холла, Ровэн неожиданно остановился напротив музыкальной комнаты. Дверь была приоткрытой — из окон комнаты, ведущих во внутренний сад, доносился запах цветущих абрикосов, доходящий до самого коридора. Можно было подумать, что сквозняк, вечно гуляющий по особняку, распахнул дверь без чьей-либо помощи. Однако Ровэн быстро понял, что это не так, ведь внутри комнаты происходило что-то странное.
Одна из служанок — её имени Ровэн конечно же не знал — судорожно копошилась с нижними юбками. Откровенно говоря, он совершенно не понимал, что именно она делала и зачем, но происходящее показалось ему совершенно неуместным и неправильным, пока он не заметил сзади юбки яркое алое пятно.
— С тобой всё в порядке? — спросил он, неохотно выдавая своё присутствие.
Дёрнувшись, служанка мгновенно выронила ворох собранной между ног ткани, и, заикаясь, залепетала:
— Прошу вас, господин, не говорите никому. Умоляю! Я сейчас же покину музыкальную…
И действительно, протараторив это обещание, служанка мигом ретировалась, то и дело оглядываясь по сторонам. Вся эта нелепая и странная сцена произошла настолько быстро, что Ровэн совершенно растерялся. Чуть позже, осмысливая эту ситуацию, он подумает: «Как жаль, что я не спросил её, на что она способна за молчание!» А пока, постояв так некоторое время, юноша сделал несколько несмелых шагов вперёд.
У камина, рядом с которым находилась служанка, он и остановился, задумчиво всматриваясь в пол. На тёмном паркете отчётливо алели несколько густых пятен. Наклонившись, юноша приложил палец к одному из них. В то мгновение Ровэн Болдери впервые пощупал чужую кровь.